«Чувство собственного достоинства — это просто портрет любви»

Нет сомнений, что его песням уготована долгая жизнь. Вопрос только в одном — насколько долгая? Не знаю, могу только предполагать — пока русский человек будет читать Пушкина, он будет слушать и петь песни Булата Шалвовича Окуджавы.

Арбат — призвание, религия, отечество

Сын грузина и армянки, он практически полностью принадлежал русской культуре, и его родиной навсегда стал Арбат. По всем меркам СССР, поэт был советским человеком. Сын высокопоставленных партийных работников, которые были репрессированы и погибли в сталинское лихолетье (отец расстрелян, мать много лет провела в заключении), а потом реабилитированы. Воевал в Великую Отечественную, был ранен. После разоблачения культа личности Сталина исключительно по идейным соображениям вступил в партию. Атеист. Его квартира в Москве располагалась в Безбожном переулке. Член Союза писателей. Издавались книги. В целом никогда не бедствовал. И все же для власти он всегда оставался чужим, и к нему относилась с большим подозрением.

Он не был антисоветчиком, диссидентом. Не делал громких заявлений. Не примыкал ни к каким группам. Как он сам говорил про себя, «я кустарь-одиночка». Он мог пойти с властью и на компромиссы, совершать ошибки, но всему были границы. И охраняло эти границы чувство собственного достоинства, которое сохранил в себе Булат Шалвович навсегда. Чувство, которое означает внешне очень простые вещи: жить по совести, не делать гадостей и подлостей. Чувство, которое напрочь отсутствовало у части его коллег. Чувство, которое у власти всегда вызывало тревогу и подозрения. Собственное достоинство — это внутренняя свобода и независимость. Потерять их — значит потерять и собственное достоинство.

«Чтоб там тьма и зло ни пророчили…»

В стихотворении, посвященном одному из близких друзей, поэтессе Белле Ахмадулиной, он писал: «Чувство собственного достоинства — вот загадочная стезя, на которой разбиться запросто, но обратно свернуть нельзя, потому что без промедления, вдохновенный, чистый, живой, растворится, в пыль превратится человеческий образ твой. Чувство собственного достоинства — это просто портрет любви. Я люблю вас, мои товарищи, — боль и нежность в моей крови. Что б там тьма и зло ни пророчили, кроме этого ничего не придумало человечество для спасения своего».

Даже необязательно демонстрировать свою свободу и независимость, а только ощущать эти качества внутри себя, было достаточным, чтобы вызвать тревогу и подозрительность у представителей власти. В начале 60-х годов в Московском горкоме партии Окуджаве учинили допрос, он котором о сам вспоминал. Партийный чиновник спрашивал его:

— Вот у вас есть песня о Леньке Королеве. Почему это некому оплакать его жизнь? А коллектив?

— И потом почему война у вас подлая? Она великая, а не подлая.

Не сразу приняли Булата Окуджаву и его коллеги: поэты, артисты, музыканты. Первый концерт в Москве на сцене Дома кино прошел со скандалом. Это было в 1960 году. Он успел исполнить одну песню. Вторую — «Вы слышите, грохочут сапоги» — допеть не дали .

Из зала закричали: «Осторожно, пошлость!» Сегодня кажется дикостью назвать одну из самых пронзительных песен о войне «пошлостью». Окуджава закинул гитару на плечо, молча развернулся и ушел со сцены. Чувство собственного достоинства.

Свыше десяти лет ему был закрыт путь на радио и телевидение. Одна из комсомольских газет написала: «На эстраду вышел странный человек и запел пошлые песенки. Но за таким поэтом девушки не пойдут. Девушки пойдут за Твардовским и Исаковским».

Единственная тогда студия «Мелодия» не записывала его песен. Тем не менее у него появились миллионы слушателей записей и перезаписей с магнитофонных лет. На концерты, которые, конечно, не афишировались, попасть было трудно.

И вот через несколько лет после того случая в Доме кино он снова туда вернулся с концертом. И взял реванш. Выйдя на сцену, он сразу вспомнил свое первое здесь выступление: «Я не забыл, как тогда меня освистали. И сейчас я даже вижу здесь кое-кого из тех, кто мне кричал: «Пошлость!».

Секрет успеха его песен невозможно разложить по полочкам. Тихий голос без надрыва, незамысловатая  игра на гитаре, камерное исполнение, а песни завораживали. За внешне простеньким текстом могла скрываться такая глубина, такая бездна смыслов.

Одна из самых моих любимых песен «Шарик голубой». Кстати, только ее он и успел исполнить на том концерте в Доме кино.

Женская судьба с несбывшимися надеждами и мечтами уложилась всего в восемь строк.

Знакомство благодаря… невстрече

Мое знакомство с Булатом Окуджавой началось с невстречи с ним в очень далекой юности. Наша учительница истории в старших классах ежемесячно приглашала нас на концерты в ЦДРИ (Центральный дом работников искусств), в котором выступали артисты самых разных жанров. Ездили с удовольствием. Во-первых, ехать недалеко — Кузнецкий мост. Во-вторых, действительно было интересно и познавательно. Был, по-моему, 1969 год.

Одноклассница спросила, поеду ли я в ЦДРИ? Будет петь какой-то ОкуджаМа. В нашей семье была пластинка с четырьмя песнями Окуджавы в исполнении других певцов (Майя Кристалинская, Иосиф Кобзон). Родители очень любили его песни. Особенно «По Смоленской дороге столбы, столбы, столбы».

Первая пластинка песен Булата Окуджавы

Поэтому я поправил одноклассницу — «Окуджава». Когда приехали на концерт, объявили, что поэт заболел. И администрация ЦДРИ сделала замену. Перед нами выступил чтец Рафаэль Клейнер. Это теперь я знаю, что он один из лучших актеров в жанре (умер буквально полтора месяца назад). А тогда сначала разочарование («Окуджамы» не будет), а потом на одном дыхании слушали, как Клейнер читает стихи поэтов, погибших на войне. Если бы не болезнь Булата Окуджавы, я бы никогда не услышал замечательные стихи в исполнении не менее замечательного артиста. Так сложилось, что больше я толком и не читал этих поэтов, да и на выступлениях Клейнера больше не был. «Я с детства не любил овал! Я с детства угол рисовал!» Первый и последний раз слышал это стихотворение Павла Когана 55 лет назад, но эти строчки врезались в память навсегда.

С Окуджавой — через два стула

В песни Окуджавы я окунулся, когда поступил в педагогический институт. Нашу аббревиатуру МГПИ в шутку расшифровывали так: московский государственный поющий институт. Его песни пели буквально везде — на студенческих концертах, в стройотрядах и походах, в перерывах между парами.

А в 1986 году случилось событие, которое можно описать фразой старого большевика, пришедшего на встречу со школьниками: «Я лично видел Ленина». Мне повезло больше. Я познакомился с Булатом Шалвовичем Окуджавой.

Итак, вторая половина сентября 1986 года, перестройка только началась. Я две недели как уволен с должности директора школы. Газета «Советская культура», где вышла моя публикация, в качестве утешения предложила мне выбрать командировку. Типа, развеяться. И я выбрал Саратов.

Во-первых, навестить родню. Во-вторых, сделать материал о первом всесоюзном фестивале самодеятельной песни. Первые плоды перестройки. Легализация авторской (бардовской) песни с доступом на радио и телевидение.

В Саратов приехало больше сотни исполнителей, в основном безвестных. Но и те, чьи имена и в те годы были на слуху. Татьяна и Сергей Никитины, Вероника Долина, Вадим Егоров, Александр Розенбаум. И, конечно, Булат Окуджава. В течение трех дней пообщался со многими исполнителями, сделал интервью с Никитиными, но с Окуджавой не пересекся.

Встретился с ним на заключительном концерте. Я сидел вместе с почетными гостями сбоку у сцены. Получил место там только потому, что представлял газету ЦК КПСС. И это позволило мне произнести ту самую сакральную фразу: «Я лично видел Булата Окуджаву». Сидел от него через два стула. Кожаный пиджак, водолазка, джинсы, в этом «прикиде» уже потом неоднократно видел его по телевизору. Пару раз выходили с ним на перекур. Тут же за сценой. О чем-то говорили. О чем, не помню. Потом он ушел на сцену, чтобы исполнить свои песни. Эта была моя первая и последняя встреча с живым поэтом.

Бронзовый триптих

После этой поездки с журналистикой завязал (оказалось, что временно) и вернулся на директорскую стезю (и тоже временно). И став уже окончательно профессиональным журналистом, почти через двадцать лет вновь встретился с поэтом. С бронзовым.

В директорские годы познакомился со своим коллегой Евгением Ямбургом, директором знаменитого теперь на всю Россию образовательного центра № 109. В мои газетные времена мы стали тесно общаться, приезжал к нему в школу по поводу и без повода.

Выдающийся педагог, он страстный поклонник творчества Булата Окуджавы. Еще при жизни поэта Ямбургом был поставлен в школе спектакль, посвященный творчеству поэта. На спектакле был и Булат Шалвович. Еще в школе есть свой «Арбат» — одна из рекреаций стилизована под Арбат «всамделишный».

Школьный Арбат

Здесь учащиеся читают стихи, поют песни под гитару. А во дворе школы стоит памятник поэту. Их в Москве всего два — На Арбате и в школе. Автор обоих — скульптор Георгий Франгулян. Еще один созданный им памятник стоит на могиле поэта. Своего рода получился триптих.

Благодаря Окуджаве, встреча с Георгием Франгуляном. Он так рассказывал мне об истории памятника в школьном дворе:

Надо знать Ямбурга. Если он что задумал, это конец всем и всему, пока он свою идею не реализует. Его очень многое связывало с Окуджавой: школьный спектакль, посвященный поэту, личное знакомство. Сначала Евгений Александрович обратился к другому автору, но сумма, которую надо было заплатить за памятник, оказалась для школы неподъемной. Прошло некоторое количество лет. Мы познакомились. Я взялся за реализацию проекта, и у нас получилось.

Памятник Булату Окуджаве на школьном дворе

«Нельзя провиниться перед гением»

В сентябре 2007-го памятник открыли. Было очень красиво, с массой известных людей. Ямбург умеет делать красиво без какого-либо налета пошлости. На открытии увидел еще одного гениального поэта. И, как все тот же старый большевик, вспоминаю теперь: «Я видел лично Беллу Ахмадулину».

Белла Ахмадулина

Она очень дружила с Окуджавой. Он для нее друг, брат и… Пушкин. С ним она его часто сравнивала:

Нельзя провиниться перед Пушкиным. Нельзя провиниться перед гением, образом Булата. Булат никому никогда не давал советов, указаний, приказаний, но некий приказ его я слышу: давайте будем благопристойны, давайте не станем совершать дурных поступков. Если успею — я напишу о Булате, кем он приходится нам и тем, кто будет после нас…

3.22.51.241