Напрягла судьба, вот и каемся...

Напрягла судьба, вот и каемся...

 

Напрягла судьба, вот и каемся,

Суеверье приняв за веру.

На тринадцати спотыкаются

Наших струсивших душ химеры.

 

Собираются черной стаею,

Оперенье надев до срока,

Чтоб святых в именины спаивать,

Чтоб шамана рядить в пророка.

 

Между небом, изрытым оспою,

И землёю, побитой молью,

То ли ищут дорогу к Господу,

То ли раны врачуют солью.

 

В грустной правде, в чарующей лжи...

 

В грустной правде, в чарующей лжи

Проступают и лики, и лица.

Сквозь цветные видны витражи

Улетавшие летние птицы.

В грустной правде, в чарующей лжи

Там они, то крича, то немея,

Заполняли собою аллеи,

Заполняли собой миражи

Неприглядной осенней картины.

Жар печи вместе с жаром ангины

На цветные дыша витражи,

Порождают и правду, и ложь,

Как, придя по следам многоточий,

Ты в шатры осаждающей ночи

Наконец-то меня уведешь

 

БОРЩ

 

Ну как грешить на нашу долю -

И ты не худ, и я не тощ.

Добавь еще щепотку соли

В казан, где закипает борщ.

Кинза, нарубленная мелко,

И перца жгучего пожар...

Я разливаю по тарелкам

Весь этот пыл, весь этот жар.

 

Пошли, Господь, еще лет двести,

Чтобы вот так, не тратя слов,

Нам есть свой борщ с друзьями вместе

И щедро угощать врагов.

 

МОНОЛОГ СТАРОГО ЧЕЛОВЕКА

Что ордена? Носил пока
Ценилась, знаете, отвага
Сорвавших свастику с рейхстага
Солдат гвардейского полка.
И продолжалось бытиё,
И мы свои играли роли,
Мечтали все о лучшей доле
И даже верили в нее.
Так получилось неспроста,
Не в кураже пустого фарса:
Ведь коммунизм был и от Маркса,
И коммунизм был от Христа.
Нет, не в плену чужих затей,
О чем мечтали - тем и жили.
Но коммунизм от Джугашвили
Куда доступней для людей.
Вы скажете - все это зря!
Как говорится, воля ваша.
Но возводить цеха Химмаша -
Не значит строить лагеря.
И уж куда как вам видней,
Но годы учат не жалея,
Что жизнь людская - не идея
И даже не борьба идей.
Все просто в ней - не укради,
Не осуди, не стань судимым,
Не возжелай, а полюби,
За все воздай и будь любимым.
Будь зол, но душу не губя,
Пройди свой путь до высшей точки.
Когда твои родятся дочки -
Тогда познаешь сам себя.
И примешь быт, как бытие,
Без отпусков и без отлучек,
И встретишь ты явленье внучек,
Как возрождение свое.
Нет, не в крови, в поту лица
Мы созидали счастье наше.
Но правы вы, и на Химмаше
Срывались глотки и сердца...
Да, отступили времена.
Пришло безвременье и смуты,
Тянулись долгие минуты
Без пробужденья и без сна.
Ну как убережешь свое?!
Вам объяснять, увы, не надо,
Что все подвержено распаду -
И жизнь, и быт, и бытиё.
И где теперь она - семья?!
Разъехалась по белу свету.
Вины в том нет, а есть Планета,
Нам не чужая - не своя.
Что толку в небе над землей,
Коль речь о прерванном полете?
Скажите, чем же вы живете,
Когда живете не семьей?
Ведь это ж ясного ясней,
Что, от безродности мертвея,
Жизнь вырождается в идею
И, наконец, в борьбу идей.
Сквозь поколенья и века
Протянуты живые нити -
За это вот не грех и выпить,
И даже пьяным быть слегка.
Ну, что же вы?! Хотя б вина...
Я понимаю мысли ваши -
Жизнь не кончается Химмашем.
А чем кончается она?

 

Бабам - бабье лето...

 

Бабам - бабье лето, бабушкам - сонеты,

А уже под вечер, зелье пригубя,

Можно заглядеться в дуло пистолета

И в дыре бездонной отыскать себя.

 

Стук в висках о Мишке, о его сберкнижке,

О его улыбке, обогревшей мир,

Или про поэта, что не стал брюнетом,

Или про брюнета и про рыбий жир.

 

Несмываем с маски зов любви и ласки,

Только без подсказки нам не прочитать.

То ли ты забыла, как все это было,

То ли ты не хочешь даже вспоминать.

 

Догорит лучина и уснет кручина,

Та, что волком воет, презирая лай.

Бабам - бабье лето, бабушкам - сонеты,

В дуло пистолета смотрит попугай.

 

 

 

13.58.150.59