В глазах у краба

"Я понимаю азбуку".

"Я могу поддерживать связь".

"И не кормите меня больше рыбой, пожалуйста".

Откладываю компьютер, на сегодня с меня хватит. Он бы, наверное, трепался до утра, но такая возможность представится завтра, а моя смена закончилась. Нет, все это очень интересно, и я счастлив, что попал сюда на стажировку, но надо ведь и отдыхать время от времени, правда? Я смотрю на тех, кто работает здесь много лет, и в очередной раз вижу разделяющую нас дистанцию. Принято говорить, что это возраст. Пара кружек после работы это максимум. И по-быстрому, чтобы не задерживаться. Дома ждут, жена звонила.

- Слушай, мне правда пора, - сказал вчера Борис, и я чуть не закричал. Эй, парень, мы же еще и часа не просидели, куда ты так торопишься? Борис улыбнулся и показал на телефон. "Вот именно", - ответил я, и набрал ребятам из общаги. По растворяющему голос абонента гомону, понял, что меня ждут. Набросил вязанный плащ из шерсти ламы и двинулся к выходу.

Неторопливо.

Чтобы Борис как следует рассмотрел вписанные друг в друга разноцветные многоугольники у меня на спине и его бы стошнило от вида собственной паршивой серой куртки. Чтобы ее полюбить, нужно обладать эмоциональным пульсом покойника.

Сейчас Борис несет ведро с кормом и меня тошнит от запаха.

- Он попросил не кормить его рыбой.

Борис смотрит на меня и говорит, что Стефану придется потерпеть. Новое меню утвердят только когда найдут достойного шеф-повара. С дипломом дайвера или промышленного водолаза. Или водолаза с дипломом повара.

- Как дела, Стефан? - Борис кричит, как будто так лучше слышно, - Фуа-гра с радиккьо а-ля натюрель будет завтра. Ты что предпочитаешь на десерт?

Говорю, что мне пора, накидываю плащ из ламы и на ходу листаю список контактов в мобильнике, высматривая женские имена.

Я боюсь Стефана. Не знаю почему, просто жутко на него смотреть и все тут. Если бы видели его каждый, то наверняка сказали бы это. Все так говорят. Боишься?

Ничего удивительного.

И это самое страшное, если подумать. Принцип продвижения, личностного - социального, творческого - основан на принципе привыкания. Ты вживаешься в новую роль, нервничаешь, смотришь на себя в зеркало - это с тобой происходит, проснись! тебя назначили, тебе доверили, тебя признали, - а потом ловишь себя на мысли, что чертовский устал. И нет от того, что дел много, не успеваешь, все второпях, некогда взглянуть отстраненным взглядом. В другом проблема.

Ничего удивительного.

Чувствуете? Слова те же, а смысл другой. И так у всех, поэтому они и не пьют больше двух кружек за вечер. А потом звонит чей-то телефон, и тебе говорят - ну все, мол, посидели и будет.

Я не знал Стефана. Ну то есть того, прежнего. Мне много о нем рассказывали, но рассказали всего ничего.

Он согласился добровольно.

Да, это незаконно. К счастью, я не при чем. Так, сбоку припека.

Ему нечем было платить за жилье, не на что кормить детей. В конце концов, он просто не знал, зачем жить дальше. Сами представьте: одна из последних тренировок перед чемпионатом по подводному плаванию и тут - хрям! - плечо немеет, глаза застилает пелена от адской боли. Я не был в его шкуре, но знаю, что это за травма. Нам читают спортивную медицину.

Осмотр у штатного врача, потом у пары других стареющих мужиков в синих халатах - они настоящие профессионалы, заштопают, будет как новенький - а потом ты сидишь дома и понимаешь, что больше не придется надевать плавательный костюм, ждать старта. Взмах, вдох, выдох, взмах, вдох, вдох, еще раз вдох - ты сидишь на диване. Забудь как выглядит бассейн, парень. Выясни лучше, кто возьмет тебя на работу.

Хеннесси (коньяк).

Бифитер (джин).

Ольмека (текилла).

К черту работу. В почтовом ящике счета за квартиру и машину.

Трава.

Кокс.

Фен - это не только голову сушить. Это еще и амфетамин. Впрочем, он тоже сушит голову. Крошечные кристаллы прилипают к слизистой оболочке гортани и медленно растворяются. Делаешь пару глубоких вдохов и смотришь на свернутую трубочкой купюру. Десятка. Ты не хочешь думать о том, что она последняя.

Не хочешь залезать в почтовый ящик.

Не хочешь подходить к телефону.

Взять кухонный нож, вырезать себе воспоминания и пожарить. Больше жрать нечего. Высосать большим пластиковым шпицем - чтоб через стенки не видно - будущее, и вылить его в стакан для смешивания коктейлей. Пара кубиков льда, немного водки и лимонную дольку. Но лимон закончился. Месяц назад.

В общем, понятно, почему Стефан пришел к нам. Полтора года старательного саморазрушения сломали его жизнь, но практически не затронули тело. Оно по-прежнему работало безупречно, и парни из лабораторного комплекса ставили в анкете один плюсик за другим.

Вы сможете оформить все так, будто я работаю на нефтяной вышке в море?

Печень в норме. Сердце в норме. Сто двадцать на восемьдесят? Отлично, берем.

Сможете сказать жене, что я выпал за ограждение и утонул? И тело не удалось найти?

Тело удалось найти. Стефан подходил идеально. Ни какой другой человек, имея такое тело не стал бы даже читать подобный контракт. Вот тут поставьте подпись, а здесь число. В двух экземплярах.

Вы ведь уничтожите этот договор, правда?

Говорят, сначала было ощущение, что препарат не сработал. Ему ввели штамм, сильно похожий на вирус гриппа, но проникающий во все до единой клетки организма. Поэтому инкубационный период занял почти год.

Представьте, к вам приходит почтальон с посылкой. Вы впускаете его в дом, закрываете дверь. Он смотрит на вас, а потом, ставит коробку на пол и разрезает скотч. Что такое, кричите вы, это моя посылка. Почтальон открывает коробку.

Наш вирус это такой же почтальон. Он приходит в каждую клетку организма и разрезает скотч на коробке. В ней материалы и инструмент. Он начинает делать в вашем доме капитальный ремонт, а вас привязывает к батарее и говорит, что смерть от жажды наступает на четвертые сутки. У нас умеренный климат, придется потерпеть. Вы, естественно, верите на слово.

Но почтальон открывает коробку не сразу, он ждет пока ему прейдет сообщение на мобильник. Это уже другой штамм, который запускает цепную реакцию. Его Стефану ввели за месяц до моего появления.

Персонал лаборатории сочинял письма, живописующие быт работника нефтяной вышки, черпая элементы достоверности из интернета. У Марка получалось невозможное нытье, а Виктор все время пытался сочинить эпистолярный детектив, взяв ничего не ведающего оппонента в соавторы.

Стефан использовал сочинения черновики и переписывал, дабы сохранить единство стиля.

Когда я в первый раз вышел на работу, ребята придумывали вескую причину, по которой отныне можно будет вести переписку только через интернет. Вообще-то, его жена была рада не видеть его подольше, но боялась, что он может сбежать к другой.

По ее теории, муж обязан был умереть под забором с водочной бутылкой за пазухой.

Без нее он не имел права на счастье. Но и жить с ним она не хотела.

Она считала, что мир должен погибнуть в мучениях, что заплатить за все ее страдания. Именно перед ней конь бледный остановится, а всадник сойдет на землю и подойдет к ней с хрустальной туфелькой в руках. "Я помню твои изящные ножки", - писал Борис, а потом "Целую". Стефан исправлял - нежно целую, прости за все.

Она писала "Надеюсь, у тебя все будет хорошо". Она писала "Ты мог сделать так много". Она писала "Я не верю, что вам запретили пользоваться мобильниками. Ты меня обманываешь".

Мы действительно врали, но не специально. Просто Стефан не мог говорить по мобильнику, потому что почтальон уже вскрыл коробку. Стефан не мог писать рукой. Печатать ему становилось все труднее.

У Стефана изменились голосовые связки. Ногти потемнели, тело покрылось густой черной шерстью. Нос стал черным, глаза ввалились. Он шел назад семимильными шагами, за неделю покрывая сотню тысяч лет естественного эволюционного развития. Это как перемотать фильм немного назад, если что-то слишком быстро мелькнуло на экране или друг вернулся из сортира. Что там было? Давай назад, а то не пойму ничего.

Стефану было смертельно скучно. Он говорил, что это как пожизненное заключение, даже хуже. А потом как в еврейском анекдоте разводил руками говорил:

- Да разве это жизнь?

Представляете себе обезьяну, имитирующую еврейский акцент? Я бы сказал "незабываемо", но Стефан одарял нас сюрпризами с такой регулярностью, что я завел дневник. "14 марта. Обезьяна не еврей, еврей не обезьяна".

Он целыми днями смотрел кино и телевизор. Я заподозрил, что он вообще не умеет читать. Но он умел.

- Слушай, Ден, я кажется только теперь понял, что такое секс, - говорил Стефан. Ну да, мы носили ему порнографию. И скажите еще что-нибудь про мораль. Как бы он не выглядел, но это здоровенный двадцатипятилетний парень, которому хочется самых естественных вещей. Мы передавали ему диск и, вопреки инструкциям, удалялись. Вообще-то за ним нужно было наблюдать непрерывно, все восемьдесят шесть тысяч четыреста секунд в сутки. Но поставьте себя на его место.

Порнушку мы выбирали на свой вкус и в результате узнали о своих сменщиках кое-что новое. Я вспоминаю, как красные от подступающих слез глаза Виктора, когда он визжал, что Стефану это нравятся, он сам просил, честно. На самом деле он, Виктор, равнодушен старушкам весом под центнер.

- Вы знали, что ваш дружок извращенец? - когда подобный вопрос задает шимпанзе, есть о чем задуматься. Хотя в оправдания Виктора имели под собой основания. Нам, конечно, приходилось ориентироваться на вкусы Стефана, тем более, что они постепенно менялись.

Когда проводишь с кем-то столько времени в одной комнате, многие табу исчезают.

Когда в ученый сидит рядом с живым экспериментом над природой мироздания, места для бессмертной души не остается.

- Не выходи, я быстро, - говорит Стефан, - только не снимай меня на мобильник, ладно?

Мобильники мы сдаем на проходной. У меня крутящееся кресло, чтобы развернуть задницу на сто восемьдесят градусов достаточно слегка оттолкнуться ногами от пола.

Я подключаю диск. Изображение выводится на монитор в стене его комнаты. Изолированную камеру мы договорились называть комнатой, чтобы избежать хотя бы слова "камера". Хотя все понимают, о чем идет речь. И Стефан тоже.

Нас разделяет стекло. Я дышу обычным воздухом, а он очищенным. Канувшая в Лету естественная среда его обитания не знала химических предприятий и бензинового смога. Скорее всего, наша атмосфера не причинила бы ему серьезного вреда, но Стефан дороже всех алмазов мира. Его осматривают три раза в сутки. Зоологов и ветеринаров наняли еще до моего прихода.

- Я все, - говорит Стефан, голос доносится из динамиков, - выключай.

Я спрашиваю, понравилось ему, что я подобрал или нет.

- Одна обезьяна всегда поймет другую, - с трудом произносит он, голос выходит из колонок. Голос у него низкий, но при этом свистящий. Странное сочетание.

Карбоновые диффузоры динамиков вибрируют - значит, Стефан говорит.

Когда Стефан молчит, диффузоры замирают.

Он уже не умет улыбаться.

Я говорю ему, что начальник вопил как резанный. Красный, глаза навыкате. Вообще-то он был спокоен, но мне хочется повеселить Стефана.

- Молчать! - я изображаю начальника. Стучу кулаками по воображаемому столу.

Он бьет себя кулаками по коленям и катается по полу.

- Никому ни слова! Представляешь, что будет, если люди узнают, что шимпанзе предпочитают порнуху с афроамериканцами?!

Стефан ревет от восторга. Между прочим, раньше он был расистом. Обстоятельства нас меняют - я прихожу в мрачное оцепенение от двусмысленности этой фразы.

- Африканки самый сок, серьезно, - он все еще не может прийти в себя от смеха, - Соль земли.

На белых его здоровенный лохматый корень жизни реагировать уже отказывается.

- Они мертвые, - сообщил как-то раз Стефан, - ты просто этого не видишь. Это как роботы на компьютерных выставках. Двигаются как настоящие, а жизни в них нет. Только формы.

Длинные волосатые лапы когда-то были руками. Его зубы увеличились в несколько раз за последние два месяца. Я говорю:

- Буду иметь в виду.

Я никому не рассказывал насчет негритянок, даже парням из лаборатории. Они сами выяснили. Виктор пообещал, что если мы будем подкалывать его насчет старушек, он сбежит на далекий остров и напишет про это дело новый "Майн кампф". В комплекте будет идти диск с записями мастурбирующей обезьяны, а на первой странице нам всем объявят благодарность за сбор материала и неоценимую помощь в разоблачении древнего мифа о том, что все люди братья. Мы сказали, что он урод. Не Стефан урод, а он, Виктор.

Тем временем почтальон сделал ремонт в спальнях и ванной и принялся за гостиницу. Стефан уже не мог говорить, но определенно все понимал. Он стал плакать.

"Обезьяны умеют плакать", - мы ученые, нам нужны факты. Он плакал, а мы собирали слезы для анализа. Прикладывали специальные салфетки к его глазам. Заботливые. Салфетки впитывают жидкость, при этом отталкивая жировые выделения.

 

02

 

Вечер удался. То есть все прошло на ура, но с утра не гудит башка, и руки слушаются.

"Вам удалось выяснить, что пошло не так?"

Я печатаю "Пока нет, Стефан, но бы обязательно разберемся" Его глазки смотрят на экран. Он начинает вилять хвостом и я торопливо стучу по клавишам. Пришлось потренироваться, зато теперь я могу расшифровывать морзянку, одновременно переводя ее в текст. С голода не умру если что.

Вообще-то это не совсем морзянка. Шифр придумал Стефан. Троичный код - хвост влево, хвост вправо, хвост прямо. Он адаптировал алфавит к стандартной раскладке клавиатуры, чтобы было удобнее печатать.

"Вам не удаться вернуть меня обратно", - машет хвостом Стефан. Я печатаю, он смотрит на экран и дает стандартную отмашку. Все правильно. Уже давно я понимаю его правильно.

Эн, е, пробел - тут-тук-тук. "Не расстраивайся, вернешься".

"Возьми пустую картонную коробку. Проделай в ней маленькую дырочку", - он машет хвостом со скоростью пчелиных крыльев, но я успеваю, - "Засунь в коробку шарик. Это одна секунда. А потом тряси ее, пока шарик не вылетит через это же отверстие. Ты понимаешь, к чему я клоню?"

Я его понимаю. Более того, он прав. Никто не знает, что творит в доме Стефана наш безумный почтальон. А я те хирурги, что говорят не беспокойтесь, все будет хорошо по вечерам глушат неразбавленную водку. Когда человек неудачно нырнул рыбкой и врезался головой в дно, он сохраняет светлый рассудок. Он говорит маме:

- Ничего страшного.

Он говорит - скоро выйду. Врач обещал. Эти слова действительно были произнесены вслух, но сегодня вечером доктор будет глушить водку. А у парня разбиты шейные позвонки. И врач, как автоответчик на общей линии:

- Не беспокойтесь, все будет хорошо.

Введите код абонента или дождитесь ответа секретаря.

Парню осталось сорок минут.

Тридцать девять.

Не забудьте перевести телефон в тональный режим. Вам ответят через тридцать восемь.

Тридцать семь.

К сожалению, все операторы в настоящий момент заняты.

Тридцать пять.

Ваш звонок очень важен для нас.

Тридцать четыре.

"Мне кажется, я буду жить вечно", - от виляний хвоста рябит в глазах.

Когда почтальон закончил первый ремонт, мы ждали отключения разума. Формально, он уже не был человеком. Научная и религиозная доктрина отказывали ему в праве мыслить. Строго говоря, та часть мозга, которая умеет рассуждать по-человечески, у него отсутствовала.

Но он мыслил.

Стефан начал читать. Отчасти потому, что порнография его уже не интересовала. Сначала детективы, потом перешел на Стивена Кинга.

У него на стене висел плакат, на котором человечек в бескозырке показывал флажками буквы алфавита. Шимпанзе берет флажки - представили? - и говорит:

- Принеси мне Хемингуэя.

Жена частенько говорила о его необразованности, но профессиональный спорт плохо сочетается с искусством. Тогда у него не было времени. Сейчас не осталось ничего другого. Он берет флажки.

- Как ты думаешь, мне понравится Достоевский?

Я рекомендую Шекспира. Он читает Гамлета и слезы исчезают в шерсти вокруг глаз. Он говорит, что похож на принца датского, только пока не знает чем именно. Он говорит:

- Я все тот же, честное слово.

Однажды Стефан сообщил, что очень хочет повидаться с самкой. Через неделю, на Новый год, начальник приехал на пассажирском месте грузовика. В кузове стояла накрытая тканью клетка. Я напечатал на экране "С праздником, Стефан". Подарок предварительно накачали гормональными препаратами. Стефан уворачивался от жадных лап соплеменницы, чтобы успеть показать нам три буквы.

"СПА".

Валите отсюда и побыстрее - это можно понять уже без флажков. Мы вышли покурить, а потом вернулись к столу. Сыр, колбаса, ломтики хлеба для сендвичей. Никто даже не рвался домой, удивительное дело. Единственная тема для беседы это Стефан, который упорно отказывается превращаться в животное. Пока бывший спортсмен отрывается с новой подружкой, мы обсуждаем энцифалограммы. И тут Виктор говорит, что понял в чем тут дело, и что обязательно напишет на этот счет книгу:

- У спортсмена мозг обезьяны.

Приятно нарушать правила. Обычно у нас не бьют коллег по роже. Потом подошел Борис и вмазал поддых. Если что, мы были пьяные.

Наш почтальон закончил первый ремонт и принялся за следующий. Интересно, он обдирал старые обои или наклеивал поверх? На самом деле, многих деталей мы не знаем, а них-то все и скрывается.

Почтальон снес третий этаж и соорудил пристройку. Что стало с прежними хозяевами клеток? В лаборатории говорят, что они временно трупы. Ненадолго умерли.

Стефан сильно уменьшился в размерах и ушел от нас еще дальше. Он бежал вниз по эскалатору, который вообще-то должен ехать вверх. Бежал, скользя по теряющим счет ступеням, задевая чужие локти и спотыкаясь о сумки.

Надотряд Euarchontoglires. Млекопитающие, хордовые, плацентарные. В его комнате установили несколько древесных стволов с ветками, что бы он мог упражняться в пилотском искусстве - все-таки шерстокрылы обладают самой большой летательной перепонкой среди млекопитающих.

Он падал на пол. Он говорил - нужно родиться шерстокрылом. Если хочешь летать, будь добр вылезти из пуза шерстокрылихи. Но согласился потренироваться.

Борис утверждал, что это особый вид, именно таких представителей Euarchontoglires вроде как и не было. То есть существовали очень похожие, но рентген. Но описания. Но сопоставление форм тканей. Кто это?

- Я все еще Стефан, - машет флажками Стефан.

- Тебе перевести, или сам догадаешься?

Борис справился без посторонней помощи.

В битве за выживание побеждают самые приспособленные. Поэтому чаще всего геном фиксирует мутации передних конечностей. Они многофункциональны, у них много работы. Они должны меняться. Что касается задних ног, то их назначение оставалось практически неизменным сотни миллионов лет.

Большой палец Стефана потерял подвижность, но он еще может держать флажки. Шерстокрылу необходимо лазать по деревьям, древко флажка - последняя ветка, которая связывает его с миром. Но скоро он разучится. Он показывает:

- Ты ведь студент? У тебя сохранились лекции?

Для Стефана я найду их, не проблема. Через пару дней мы видели как представитель надотряда Euarchontoglires изучает основы биологии и введение в органическую химию. Его мозг загадка. Он запоминает все прочитанное. Вообще все.

Виктор смотрит через стекло выпученными глазами.

Виктора в свое время чудом не отчислили за неуспеваемость.

- Может, пора вскрыть ему черепушку и посмотреть, что в ней творится?

Борис ставит на пол ящик с пальмовыми листьями и какими-то семечками - мы заказываем их на Филлипинах - и начинает наполнять кормушку.

Он говорит, что эксперимент только начался. Это во-первых.

Стефана нельзя даже пальцем трогать. Это во-вторых.

А потом Борис говорит, что еще одна такая фраза и он вскроет черепушку Виктору. И не для того, что бы посмотреть, что в ней творится, а для удовольствия.

- У тебя там гниение, - Борис стучит ему указательным пальцем по лбу, - это без трепанации видно.

Когда все вышли, Стефан взял флажки:

- Я, кажется, понял насчет себя и Гамлета.

Мне интересно. Совершенно искренне.

- Раньше я был датским двором - Гертрудой, Клавдием. Я был Офелией. Полонием.

Статичной системой. Пусть и подгнившей, но уравновешенной. Ей был отмерен свой век. Она работала, пусть о многом молчали, пусть кто-то плакал, запершить ото всех, пусть странен поединок между долгом и совестью. Если ты выполняешь свой долг, твоя совесть должна быть чиста, верно? Есть исключения.

Стефан говорил, что жил за счет тщеславия.

За счет жадности.

Он отгонял мысли.

- А потом вы запустили в меня биогамлета, который восстанавливает вселенскую справедливость. И что стало с датским королевством?

О потом добавил:

- В моем положении есть свои плюсы. Вы не видите, когда я плачу.

Жаль, что Стефан не пьет. У меня сегодня праздник - исполнился ровно год, как я здесь работаю.

 

 

 

 

 

18.227.0.192