Одиночество — странная штука…

 

Меж нами не было любви

 

Меж нами не было любви, была лишь яркость катастрофы,

предвосхищаемый финал, где поезд мчится под откос...

Но эта горечь на губах рождала образы и строфы,

в которых знанью вопреки всё было честно и всерьез.

 

Меж нами не было любви. Любовь ушла из лексикона.

Сгорела пара тысяч солнц, нас обогрев - не опалив...

И мы надежду быть вдвоем определили вне закона,

меж наших странных берегов придумав Берингов пролив.

 

Всё было просто и легко, как "ехал грека через реку",

но даже в легкости сидел сомнений будущих росток.

А счастье так легко списать на притяжение молекул,

на недоверье к слову "боль" и на весенний кровоток.

 

Пройдя весь путь от первых встреч и до финального аккорда -

хоть притворись, что всё прошло;

хоть душу в клочья изорви -

"Меж нами не было любви" - мы догму выучили твёрдо,

так ничего и не найдя, что выше этой нелюбви.

 

 

Искусство одиночества

 

Одиночество - странная штука...

 

Ты - вовне, где ни мир, ни война.

Тетивой робингудова лука

в перепонках дрожит тишина;

тишина, наделенная весом,

обделенная даром любви...

Не гулять ли вам Шервудским лесом,

телефон и компьютер с ТиВи?!

Ты - дошедший до истины странник.

И с находкою этой сполна

ты сроднился, как мертвый "Титаник" -

с барельефом холодного дна.

Время - жалкий нескошенный колос,

перегнивший от влаги и стуж,

просто путь, разделённый на скорость,

просто формула.

Физика.

Чушь.

Время кончилось. Птица кукушка

замолчала и впала в тоску,

и часов пунктуальная пушка

не пaльнёт непременным "ку-ку",

и реальность поставлена к стенке

вкупе с вечным "люблю - не люблю",

вот и память теряет оттенки,

асимптотой склоняясь к нулю.

Неподвижность.

Не мука.

Не скука.

Может, только начало пути...

 

 

Одиночество - странная штука,

идентичная счастью.

Почти.

 

 

28 капель корвалола

 

Перебои жизненного соло лечатся испытанным плацебо: 28 капель корвалола и дождём сочащееся небо... Памяти незримая петарда россыпью колючих многоточий выстрелит в районе миокарда и отпустит на исходе ночи...

 

Сочиненье стихов... Зачем?!

И на кой совершенство слога?! -

недоказанных теорем

остаётся не так уж много.

Слишком хожена эта гать

и протоптаны эти стёжки...

Унизительно - подбирать

со столов опустевших крошки.

Мне б исчезнуть в мельканьи лиц,

в шевеленьи житейской пены,

но невидимый миру шприц

мне стихи загоняет в вены...

 

Ночью всё так выпукло и чётко делится на дебет и на кредит; только сердце, шалая подлодка, глубиной непознанною бредит... Стая истин, спаянная в узел, ставшая докучливою ношей, острыми рапирами иллюзий тычется в предсердья и подвздошье...

 

Сочиненье стихов... К чему?!

Что изменится в мире этом?! -

всё из света уйдёт во тьму,

чтобы вновь обернуться светом.

И за краткий житейский миг,

напоённый мечтой о чуде,

я не стану скопленьем книг,

что до дыр зачитают люди...

 

Ночью так враждуется с собою! И от изголовья до изножья время захудалою арбою тянется по мраку бездорожья. Нет стихов, шрапнельных многоточий; только холод стен да холод пола. Всё, что я хочу от этой ночи - 28 капель корвалола...

 

 

16, или Девчонка с собакой

 

Что ж ты, прошлое, жаждешь казаться

румяным, завидным et cetera,

чем-то вроде клубка, из пушистейших ниточек времени

свитого?!..

 

А она выходила из дома напротив

выгуливать сеттера,

и кокетливо ветер

касался ее новомодного свитера.

 

Затихали бессильно

аккорды тревожного птичьего клёкота -

второпях отходили отряды пернатых

на юг, к Малороссии.

А девчонка по лужам неслась, аки по суху -

тонкая, лёгкая,

совместив территорию памяти

и

территорию осени.

 

Сентябрило.

И время подсчета цыплят наступало, наверное.

И была, что ни день,

эта осень то нежной, то грозною - всякою...

Шли повторно "Семнадцать мгновений весны",

но до города Берна я

мог добраться быстрей и верней,

чем до этой девчонки с собакою.

 

И дышала душа невпопад, без резона,

предчувствием Нового,

и сердчишко стучало в груди

с частотою бессмысленно-бойкою...

 

А вокруг жили люди, ходили трамваи.

Из врат продуктового

отоваренно пёр гегемон,

не гнушаясь беседой с прослойкою.

 

Занавеска железная...

Серое.

Серое.

Серое.

Красное.

Кто-то жил по простому наитию,

кто-то - серьезно уверовав...

Над хрущевской жилою коробкой

болталась удавка "Да здравствует...",

а над ней - небеса

с чуть заметно другими оттенками серого.

 

А вокруг жили люди -

вздыхая, смеясь, улыбаясь и охая,

освещая свое бытие

то молитвой, то свадьбой, то дракою...

 

Но в 16 - плевать,

совершенно плевать, что там станет с эпохою,

лишь неслась бы по лужам,

по мокнущим листьям

девчонка с собакою.

 

 

Sentimental

 

Мы - в людском и птичьем гаме, словно в море - острова.

Всё - как в глупой мелодраме, лишь трудней найти слова.

Нет банальнее сюжета, хоть с каких смотри сторон:

убывающее лето, ускользающий перрон.

 

Наше время, наша Мекка, наш закат и наш рассвет...

До конца больного века целых двадцать долгих лет.

Между нами столько света в предзакатный чуткий час!

И Ромео, и Джульетта ненамного младше нас.

 

Рвется люд к пустой плацкарте. Знать, планида такова;

и застыл на низком старте скорый поезд "Минск - Москва",

и звучат пустые речи: мол, пиши, мол, будь здоров...

Я тебя уже не встречу в этом лучшем из миров.

 

Кто - в желанный отпуск в Сочи, кто - к отеческим гробам...

Из динамиков грохочет нечто бодрое про БАМ.

В горле - ком. Заплакать, что ли, компромисс найдя с тоской?

Я не знал доселе боли, а тем более - такой.

 

Что ж, прощай, моя царевна, счастья первого исток...

Поезд обло и стозевно мчится к чёрту, на восток.

Остается лишь устало поискать ответ в себе:

"А" упало.

"Б" пропало.

Что осталось на трубе?!

 

 

http://www.litsovet.ru/index.php/author.page?author_id=8722

18.217.182.45