Литературная страница

Сростки. Николай Оболонский у памятника Василию Шукшину.

Николай Оболонский

Сростки

Лето — пора золотая!
В лес не пойдешь без ведра.
Чистой водою Алтая
Лось причастился с утра.
Шуму наделав в столице,
Взрезав морщинами лоб,
Вышел заре помолиться
Краешком ягодных троп.
Споро, на газовой плитке
Рыбу пожарила мать.
Сколько с открытой калиткой
Можно тебя поджидать?
Видя земли многоцветье,
Благоговейную тишь,
Сел отдохнуть на Пикете,
Сердцем пригревшись
— молчишь.
Времечко сдвинуть пытаясь,
Как президенты страну,
В гору к тебе поднимаюсь,
Крепкую руку тяну.
Сростки — Одинцово

Возвращение блудного сына

Ах, избенка веселого сердца!
И нескладная наша судьба.
Порассохлись полишки и дверцы,
Развалилась на крыше труба.
И никто не играет на ложках,
А вокруг столько сорной травы!
В перекошенных синих окошках
Ни одной не видать головы.
На крыльце твоем утреннем сяду,
Без лаптей и давно без жены,
И попробую вспомнить баллады,
И свеченье отцовской копны.
Может, где-то мои одногодки
Длани ковшиком к уху — всплакнут.
И старухи наденут колготки,
Дед засунет за пазуху кнут.
Приходите — кому это нужно,
В узелках приносите еду:
За последний усядемся ужин
Непременно в вишневом саду.
Посмеемся и вволю поплачем,
И откликнутся роща и дол.
И друг дружку слегка раскулачив,
Бедной власти насыплем в подол.

Алтайские осенины

Успели убрать огороды.
На жердочках сушится дым.
Тасуя людей, как колоду,
Развей мою грусть, Пуштулим!
На счастье рассчитывать — глупо.
А мир переделать — смешно.
Тепло собирай через лупу,
А прошлое через окно.
С тобой повстречались случайно,
Пугаясь расстаться навек.
Так сходятся путники в чайной,
Сбивая доверчивый снег.
Покуда пожарю картошку,
Нарежу на стол каравай,
Достань из-под койки гармошку,
Про горы златые сыграй.
Алтай-Одинцово 2005 г.

Глубинка
Давно меня приглашали сваты приехать к ним в гости на Алтай, да еще подлили масла в огонь: непременно обеща¬ли свозить в литературные Сростки на ро¬дину Шукшина. Зачем продлевать ожида¬ние? И вот мы с зятем в поезде Москва — Новокузнецк, а через трое суток в алтайс¬ком селе Пуштулим, что в трех часах езды от Бийска по скверной дороге. Каждый день обхожу большое село. Неподалеку от него простирается сибирская тайга, кишащая зве¬рьем, сбежавшим с БАМа при строитель¬стве железной дороги.
Хозяйство полностью развалено в букваль¬ном смысле слова: под разломанной крышей, требующей немедленной починки, ютятся почта и два продуктовых магазинчика, на старом скотном дворе, отгоняя хвостами мух, лениво бродят две неприкаянные лошади. Создали было акционерное общество «Кен¬тавр» по выращиванию крупного рогатого скота, но налоги и цены на дизельное топ¬ливо свели на нет усилия крестьян. Часть коров заболела, и пришлось их уничтожить, остальных раздали акционерам. Осталось лишь красивое название, прочно вошедшее в лексикон местных жителей. Когда-то ухо¬женные поля, взбирающиеся по мягким склонам многочисленных холмов, стали за¬растать молодым нахрапистым кустарником.
Как жить дальше тем, кому некуда ехать да и незачем? В личных хозяйствах завели коров, визгливых свиней, копошащихся в палисадах птиц, вплотную занялись огоро¬дом. У некоторых жителей на задних дво¬рах замечаю ульи, на любом местном рын¬ке мед — визитная карточка Алтая. Кто еще не на пенсии, регистрируется в районе на бирже труда, в первый месяц регистрации «субсидия» аж в 900 рублей! Кое-какая ра¬ботенка есть и в селе. Мой сват Виктор с осени до весны работает в школьной ко¬тельной. Зарплата — 1600 рублей в месяц. Чуть побольше получают буровики мрамор¬ного карьера. Люди гордятся карьером, го¬ворят, что их мрамором облицована в Бе¬локаменной станция метро «Парк культу¬ры». Карьер, говорят, приватизировал кто-то из Москвы. Я легко поверил этому: не¬давно пригнали дорогостоящую японскую технику для горных работ.
Мне понравилось гулять в окрестностях разрушенного маслозавода, стоящего у не¬большой спокойной речушки. Сядешь на какое-нибудь бревно и думаешь: наверное, вот так же когда-то жгли и рушили помес¬тья. Белую кость или расстреливали, или ссылали вот в эту затаившуюся Сибирь. А кто успел уехать за бугор, написали там но¬стальгические воспоминания об украденной родине. Но все это в прошлом. А с кем бо¬рются сейчас за место под солнцем?..
Пуштулим — Одинцово.

По следам чудного мгновения
Поездки по заповедным местам страны, знакомство с памятниками истории и культуры стали доброй традицией в на¬шей школе. Недавно ребята вернулись из Тверской области. Об этом сегодня рассказывает педагог и экскурсовод Л.М. Аксенова.
— В общем-то, — говорит Лидия Михайловна, — эту экс¬курсию, как и в Пушкиногорье, можно считать пушкинской. Дело в том, что и в Твери, и в соседнем Торжке поэт бывал мно¬го раз по пути в Питер и обрат¬но. В том же Торжке есть музей Пушкина, который еще называют музеем путешественни¬ка. В нем можно уви¬деть полосатые версто¬вые столбы, дорожные карты, повозки, сбрую, дугу со знаменитыми валдайскими коло¬кольчиками.
Останавливаясь в Торжке, поэт увековечил его в своей пе¬реписке с друзьями. Например, он сообщает, как сидя в тракти¬ре, читает статейку о Торжке. Да¬лее советует другу С. А. Соболев¬скому:
…на досуге отобедав,
У Пожарского в Торжке,
Жареных котлет отведай
И отправься налегке.
Но Торжок запомнился ребя¬там не только музеем. Из школьных материалов они зна-
ли о романтических отношени¬ях лицеиста Пушкина и петер¬бургской красавицы Анны Керн. Знали, что позже она посетила его в Михайловской ссылке, где он вручил ей знаменитое «Я по¬мню чудное мгновенье». Но если судьба поэта после этой встречи школьникам известна, то следы его музы как-то теря¬ются. И вдруг:
— А знаете, что Анна Петров¬на Керн, по отцу Пол¬торацкая, — наша, твер¬ская? Их родовое имение находилось недалеко от¬сюда — в Грузинах. Анна Петровна часто и подо¬лгу жила здесь, особен¬но в последние годы. Тут же и завершила свой земной путь. Летом 1879 года в преклон¬ном возрасте она решила отпра¬виться в Питер. По дороге тя¬жело заболела и скончалась. Похоронили ее в деревне Прутня, недалеко от Торжка.
Анна Керн на 42 года пере¬жила великого поэта. Уже через час мы были у ее могилы рядом с небольшой церковью. Приро¬да еще благоухала и цвела все¬ми красками. В изголовье — большой гранитный монолит с обычными данными об усопшей. А ниже, в цветах, знаменитые пушкинские строки:
Я помню чудное мгновенье:
Передо мной явилась ты,
Как мимолетное виденье,
Как гений чистой красоты
Мы возложили цветы и скло¬нили головы перед той, чей об¬раз вдохновлял поэта.
Записала Вика Ульянова, школа №7, г. Одинцово.

Победа выбрала Татьяну
На литературном конкурсе в Тулузе (Франция) диплома за лучший перевод на французский язык русского стихотворения удостоена Татьяна Наджарова из Немчиновки. Она перевела стихотворение Вла¬димира Завикторина, актера Содружества актеров на Таганке, «Колыбельная», к ко¬торому он еще сочинил и музыку. В кон¬курсе участвовали 100 человек, 97 фран¬цузы «забраковали» сразу, а из трех по¬этов, вышедших в финал, победа выбрала Татьяну. Литературную семью Наджаровых хорошо знают в нашем районе. Каждый в этой семье — Владимир Ваганович, Жан¬на Сергеевна и Татьяна — авторы соб¬ственных книг. Отец и дочь — поэтичес¬ких, у мамы в этом году вышла докумен¬тальная книга «Земное притяжение», отры¬вок из которой мы опубликовали в нашей газете от 19 октября. Поздравляем Татья¬ну и желаем ей и всей творческой семье Наджаровых новых успехов.

Владимир Завикторин

Колыбельная
Засыпай, моя малышка, засыпай.
Пусть тебе приснится дивный край.
Над постелью ранняя звезда
Пусть тебя баюкает всегда.
Засыпай, моя малышка, не грусти.
Будет радость, счастье впереди.
Я слезу тебе тихонечко утру
И спою чуть слышно поутру.
Засыпай, моя малышка, поскорей.
Пусть приснится синь семи морей.
В твою косу я ветра вплету,
Спи, малыш, я здесь, я рядом, тут.
Спи, моя малышка, спи пока.
Я вобью тебе в подушки облака.
Постелю цветущие поля,
Засыпай, любимая моя.

Валерий ЛОБАНОВ
ОСЕНЬ
Позабудутся летние строки
и уколы ее укоризн.
Наступают последние сроки
и последняя теплится жизнь.
Только ветер гуляет, как Голем,
только осень крушит рубежи
над неполностью убранным полем,
над несжатой полоскою ржи.
С каждым днем сквозь деревья виднее
и река, и равнина за ней,
да и день ото дня холоднее,
и не ждешь уже солнечных дней.
На тулупчике дыры латаю,
круг скудельный ночами кручу.
На какие высоты взлетаю!
На какие глубины кричу!
Не услышу, видать, отголоска
современников, мира, семьи.
Что им ржи золотая полоска!
Что им бедные рифмы мои!

СТАРИК
Сентябрьского неба проруби
горят голубым огнем.
Ишь, как разгулялись голуби
осенним томительным днем!
Сентябрь в городишке пошлом,
шальная звенит оса.
В далеком, далеком прошлом
и лица, и голоса.
Такие происходили
там игры! — да счет нулевой,
и годы не пощадили
ни родину, ни его.
Он белый пиджак наденет,
он выйдет — душа на излом,
и голубь его заденет
небесным своим крылом.
г. Одинцово

(Из подборки, опубликованной
в «Литературной газете»
28 сентября — 4 октября 2005 года).

3.141.200.180