ПИСЬМО К ДОЧЕРИ

449
Понедельник, 16 июля 2018, 18:42

ЧИТАТЬ ДАЛЕЕ

Письмо к дочери

(венок сонетов)

Она ушла из детства навсегда,

И бросила меня, и не простилась.

Она ушла. Так падает звезда,

Когда ты веришь — это божья милость.

И смотришь вслед. И чёрен небосвод.

И россыпи из звёзд чужих на небе.

Она ушла. И ни при чём развод.

И ни при чём слова в упрёк о хлебе.

Она ушла. До срока подросла.

Забыты годы, где мы были вместе.

Её герой разжалован в осла.

Отцу ли думать за плевок о мести?

Она ушла, как мать её, точь-в-точь.

Чужая. Взрослая. Моя кровинка дочь.

1

Она ушла из детства навсегда,

Ты там, остался с ней, где карусели,

Где «Баскин Робинс» вкусная еда,

Когда мы на него семьёй подсели,

Когда принцессу выше головы

Поднял и нёс на шее, как пушинку,

Когда и в зоопарке даже львы

Боялись проронить её слезинку,

Когда болезнь её — разрыв души,

И сердце вырывалось и стонало,

Когда её точил карандаши,

Когда на «много» думал — это «мало»,

Когда, у непоседливой в плену,

Готов достать был для неё луну.

2

И бросила меня, и не простилась.

Бывает так — я знал, но не со мной.

Как быстро её детство закатилось.

Когда же стал я порванной струной?

Когда же я не смог найти ответа,

И удобреньем стал я для цветка?

Мне не раскрыть извечного секрета,

У этой жизни нового витка,

Когда я потерял её обиды,

И слёзы, и мечты её поля,

Наверно, так же житель Атлантиды

Не мог поверить, что ушла земля.

И не покинул в страхе караул.

И чуда ждал, и в боли утонул.

3

Она ушла. Так падает звезда,

И заставляет всех смотреть на это.

Она ушла. Ведь кончилась еда,

И лишь стихи остались у поэта.

Она ушла во взрослость без мечты,

Той синей птицы, что поймал для дочки,

И все её обиды сочтены,

И каждая не терпит рифмы строчки,

И каждая готова растерзать

Отца за то, что пуст его бумажник,

Лишь вдохновения полна его тетрадь,

Он любит, и любви он этой стражник.

Она ушла. Обида не простит,

Отец любим. И любит. И пиит.

4

Когда ты веришь — это Божья милость,

И милостью ты Бога одержим,

Живёшь ты так, как будто всё приснилось,

У счастья тоже строгий есть режим.

В нём всё размерено до головокруженья,

В нём есть неудержимость высоты,

Когда под двести двадцать напряженье,

Когда ты даришь свет, тепло, и ты

Лишь только отдаёшь — не замечая,

Что только инструмент, что лишь мишень,

И не дождёшься даже чашки чая,

И приближенья даже на сажень.

Когда, чтоб встретиться, несёшь оброк,

И разбиваешь сердце о порог.

5

И смотришь вслед. И чёрен небосвод.

И ты слепец. Не веришь в перемены,

И правил алиментов душит свод,

И ты, как гладиатор средь арены,

Где жаждут крови — вот он, беспредел,

И, где предел у тех, кто взял и бросил?

Когда твоих надежд строй поредел,

По горной так реке плывёшь без вёсел

И плот твой от порогов весь разбит,

А ты, наглец, мечтаешь плыть и верить,

По-прежнему отец и Айболит,

Любовь деньгами можно ли измерить?

Когда кругом из чувства круговерть,

То в материальном разве скрыта твердь?

6

И россыпи из звёзд чужих на небе.

И ты один. За что и почему?

И что теперь у дочери в потребе?

Любви какую предпочла чуму?

Нет времени. Желания? Чего же?

Что заставляет не сказать: «Привет!»

Я не раздет. Я будто бы без кожи.

И звёзд чужих меня изжарил свет.

Я вывернут, как будто, наизнанку,

И всё во мне, как будто, замерло.

Быть может, я её завысил планку,

И об неё сломал своё крыло.

И сердце ноет. Я любви подранок.

Калека от камней и перебранок.

7

Она ушла. И ни при чём развод.

И ни при чём разрыв на половинки.

И кто же он, тот самый кукловод,

Кто знает все ответы без запинки?

Губами дочери даёт на всё ответ,

И превращает дочь мою в гориллу,

Которая горланит сущий бред,

Лишь только в полушаге от перил у Той роковой, чудовищной черты,

Когда сорвусь и кану в пропасть боли,

И там, на дне, увижу рыбьи рты,

Немых упрёков, что нас раскололи.

Отец. Дочь. Мама. Мама. Дочь. Отец.

Шампур развода. Он из трёх сердец.

8

И ни при чём слова в упрёк о хлебе.

Слова. Слова. Слова. Слова. Слова.

Они живые — это не молебен.

От этих слов, как бомба голова.

За что же так, словами рвать на части,

И части слов, как бомбы, разрывать!

И каждый день пинать словами счастье,

И слёзы вытравлять из них в кровать.

Я не могу всё это слышать снова,

И пульс держать на боли до утра.

Дочь выросла. И это ведь не ново,

Взрослеет и уходит детвора.

Она ушла. Взросла для трёх потреб

И нужен ли отца ей чёрствый хлеб?

9

Она ушла. До срока подросла.

В семнадцать, будто двадцать ей и боле.

Её купал. Осталась лишь зола.

Её катал. Перекати стал поле.

И жизнь и смерть отведал я не раз.

И умирал и воскрешался счастьем.

Меня всегда влекла гора Парнас,

И жизнь пугала близких безучастьем.

Я выжил. Пережил. Преодолел.

Отдал я кровь и землю ей насытил.

Из миллиона очень важных дел,

Я выбрал верность, непрактичный житель.

А верность, видно, нынче не в чести.

Предательством, хоть каждый день, части.

10

Забыты годы, где мы были вместе.

Где Африка казалась нам мала.

Свидания, как будто при аресте,

Преодоление, когда меня гнала

И загоняла жизнь в вонючий угол,

Я вырывался и рубаху рвал.

Чтоб заработать и побольше кукол

Купить для дочки. И девятый вал

Не страшен был, когда меня кромсало,

Я снова выжил, выжил неспроста.

И пусть не нарастил на пузе сало,

Не отошёл на шаг я от моста

И рвался к дочке я по выходным…

Но мост тот оказался разводным.

11

Её герой разжалован в осла.

Как больно ощущать свою ненужность.

Она с собой надежду унесла,

И у надежды даже есть окружность.

Я закруглён и, списанный на лом,

Ржаветь оставлен, словом искалечен,

Как часто в жизни шёл я напролом,

Как свято верил — я для дочки вечен.

Но нет. Увы. Заброшен и забыт.

И наша с дочкой разошлась дорога,

За верность, за любовь мою, за быт,

За то, что не Рокфеллер я от Бога.

А я от Бога только лишь поэт,

Который любит, но всегда раздет.

12

Отцу ли думать за плевок о мести?

Я всё стерплю. Лети, малыш, лети.

Пускай молва несёт дурные вести,

Не замечай обид ты на пути.

Пусть для толпы всегда твоя улыбка,

И ангел мой тебя, дитя, хранит,

Лети, малыш. Не залетай. И шибко

Не бейся головой. Судьба — гранит.

Я бился головой и я повержен,

Но только я не сломлен и не труп.

Меня хранит десятилетья стержень,

Моей любви. Из пересохших губ

Я вырываю возглас — «Улетай!»

Как принято у перелётных стай.

13

Она ушла, как мать её, точь-в-точь.

И сумасшествие, рождённое пороком,

Сорвало стыд. Лишь так уходят в ночь,

Когда луна следит и светит оком.

Так мать её сказала — есть другой,

И на руках оставила малютку.

Мир рухнул, и тогда я стал изгой,

И первый час надеялся на шутку.

А после месяца блуждания — возврат.

И дочь отобрана. И ультиматум наглый.

Когда в законе царствует разврат,

Когда отец, размазанный, не главный

И хмуро смотрит старый прокурор

И взгляд его, как истине укор.

14

Чужая. Взрослая. Моя кровинка дочь.

Семнадцать лет я был с тобою вместе.

Ты плакала — тебе не смог помочь.

Семнадцать лет, как будто при аресте.

О, сколько для тебя преодолел?

И стыд, и гордость, боль и униженья.

Шантаж и разведённой беспредел,

Когда беспомощность в груди твоей до жженья.

Когда на месяц вырывал в юга,

И задыхался от прилива счастья,

И с каждым годом дальше берега,

И каждый оставлял надежду в пасти,

И каждый год в душе такой надрыв.

И вот ушла, главу свою закрыв.

15

Она ушла из детства навсегда,

И бросила меня, и не простилась.

Она ушла. Так падает звезда,

Когда ты веришь — это божья милость.

И смотришь вслед. И чёрен небосвод.

И россыпи из звёзд чужих на небе.

Она ушла. И ни при чём развод.

И ни при чём слова в упрёк о хлебе.

Она ушла. До срока подросла.

Забыты годы, где мы были вместе.

Её герой разжалован в осла.

Отцу ли думать за плевок о мести?

Она ушла, как мать её, точь-в-точь.

Чужая. Взрослая. Моя кровинка дочь.

04.01.2014 16:14

 

© Copyright: Алексей Анатольевич Карелин, 2014

Свидетельство о публикации №113061400838

ПУСТАЯ ЧАША

garpunkuls
Одинцово, ул. Северная дом 8
на сайте 06.09.2023 17:54

Блог (2366)
Фото (58238)