Панночка помэрла
1 483
Воскресенье, 19 июня 2011, 12:01
ЗЫ. Кто-то может и сочтет тайтл немного скабрёзным, но, ведь, ничего такого. Дама положила свою жизнь на борьбу с моей Родиной, не сказать что безуспешно, видела взлеты, а теперь умерла. Я почему-то совсем не удивлен, что сделала она это за океаном.
По мнению национал-поцреотов, просто жить в гармонии с миром русским нельзя. Обязательно надо выйопываться и гоношиться, рвать на себе телогрейки и ватники.
Так что — кто друг, а кто враг, это еще большой вопрос.
Эти неприятные на внешний вид люди (Сахаров, Боннэр) всего лишь в свое время пытались протестовать против вторжения СССР в Афганистан, которое надорвало силы коммунистической империи, привело к развалу страны и бессмысленным жертвам.
Хотя, по существу, с Вами категорически согласен. Эти Ваши «национал-поцреоты» такие неприятные люди, что «я даже кушать не могу»©, когда про них думаю.
Хорошо, что тут мы единомышленники.Странно, а мне они казались наимилейшими людьми. Особенно про Андрея Дмитриевича много теплых слов слышал от старших товарищей.
Жаль, что здесь наши оценки разошлись.
Хотя уважать её можно: в войну трудилась санитаркой на фронте.Простые люди хотят жить в гармонии со всем миром, но политические игры (в основном заокеанской братии) постоянно этому мешают. Что поделать…
Россия просто вынуждена будет проводить имперскую политику, иначе продолжится её распад, и однажды мы можем проснуться жителями княжества Московского.Андрей Дмитриевич был человеком искренним, увлекающимся, но слишком мягким, управляемым своей чересчур пассионарной супругой.
С учётом вот таких фактов:
Извлечение:
«Летом каждый месяц кто-нибудь из заключенных решался бежать. Но охрана не боялась таких побегов, полагаясь на местных жителей, которые всегда выдают русских беглецов. На следующий день несчастного обычно ловили и зверски избивали, ломая не только зубы, но и кости и бросая растерзанное тело на всеобщее обозрение. Если раб выживал, то его скоро снова гнали на работу.»
Пора переходить на .
Впрочем, эти методы уже применялись в России ранее и в настоящем. Только целевая группа, против которой они были направлены, являла собой славянские народы.
— Панночка помэрла — замогильным голосом негромко забубнила она. И остальные восемь человек по кругу повторили за ней.
— Мы её не будем хоронить…
И мы: «Мы её не будем хоронить»…
«Пусть её черти хоронят!»… «Пусть её черти хоронят!»… «Пусть её черти хоронят!»
«Нет. Мы будем её хоронить!» — твёрдо сказала Наташка, мы хором вслед за ней, и с этими словами все одновременно встали и медленно начали поднимать руки, на одних лишь пальцах которых лежало совершенно невесомое тело Слизковой Лиды. Не произнося ни звука, мы подняли, как только могли высоко, свои руки вверх, и Слизкова там, на высоте, даже не шевельнулась. Так же молча мы опустили её, затем одна девчонка убрала руки, нас стало на одного человека меньше, мы снова забормотали вслед за Наташкой Павлюк, снова подняли невесомую «панночку», затем ещё и ещё раз. Помню, мы даже не смотрели друг на друга, мы работали слаженно, ни разу не ошиблись и не перепутали слова. Только один раз посмотрели, жива ли Слизкова — чуть размотали простынку. Лидка была жива, она похлопала глазами и только кивнула головой — «продолжайте».
И вот мы остались у тела «панночки» вдвоём — Наташка у головы и я, подсунувшая свои пальцы под ноги Лидки.
«Панночка помэрла» — на одной ноте сообщила мне Наташка.
«Панночка помэрла» — констатировала я.
«Мы её не будем хоронить…» — в моей голове не было и тени сомнения, я ничего не боялась, и только лишь ладони были мокрыми.
«Нет. Мы будем её хоронить.» — мёртвой тишины не доводилось мне слышать никогда. Но это была она. И в этой тишине мы вдвоём поднялись и вытянули руки вверх. Большое тело Слизковой, увеличенное ещё и белой простынёй, медленно плыло по воздуху — выше, выше, выше. Мы с Наташкой как будто только стояли рядом и протягивали к нему руки — настолько не чувствовали мы Лидкиного веса. Её тело было ровным, оно не провисало, не складывалось. Ни за какие коврижки мы не смогли бы удержать такую тушу на своих тонких руках, без малейшего усилия подняв его над головами… «Панночка» не вертелась, и мы, поддерживая лишь под голову и под самые лодыжки, так же легко, как и подняли, опустили её на кровать.
Затем мы начали поднимать всех подряд, и меня тоже. И все были одинаково лёгкие, просто невесомые, в этом могут поклясться все девчонки нашей палаты. Но, когда мы, уже заметно устав, стали поднимать худющую Аську Жамкину, кому-то из вожатых приспичило заглянуть к нам в палату. Вмиг волшебство пропало, Аську мы сразу уронили, и она больно стукнулась спиной о край кровати…