Счастье моё. Часть 2. Глава 5,6

Глава пятая.

Клиника располагалась в одном из тихих переулков старой Москвы. Ольга добралась до нее легко и быстро: всего три остановки на метро по прямой. В приемном покое было чисто и уютно, живые цветы и аквариум, непременный атрибут частных клиник, создавали умиротворяющую атмосферу. Ольга пришла строго к назначенному времени, и уже через пять минут ее пригласили к врачу. Она не испытывала страха или нерешительности, присущие женщинам в таких ситуациях. Были только опустошенность и желание поскорее покончить с этой проблемой.

Все, как и говорила Ирина, прошло быстро и безболезненно. Оплатив в кассе по квитанции деньги, она, не спеша, прогулочным шагом направилась в сторону метро. Перейдя дорогу, Ольга неожиданно обнаружила, что стоит возле церковной ограды. Сама церквушка, маленькая и аккуратная, находилась в глубине двора.

«Странно, что я ее раньше не заметила», - удивленно подумала Ольга. Двери церкви были приоткрыты. Повинуясь, внезапно возникшему желанию, она вошла в храм. И хотя Ольга была крещеной, в свое время бабушка настояла, от веры она была очень далека. Студенткой пару забегала в церковь поставить свечку перед экзаменом, да в те же студенческие годы в компании один раз ходила на Пасху посмотреть крестный ход. Ее можно назвать человеком к вере абсолютно безразличным. Костик и Даша были у нее крещеными. Так на всякий случай. Как крестили сына, Ольга помнила смутно, а крещение Даши запомнились неимоверной духотой в храме, капризничаньем дочери и печоринским перегаром.

Войдя во внутрь, Ольга в растерянности остановилась. В церкви было очень немноголюдно. Две женщины сидели на скамеечке и тихо переговаривались, а две старушки убирали энергично остатки свечей. Ольга подошла к одной из икон, не зная, что делать дальше. Хотелось у Бога попросить помощи, но как это сделать, не имела никакого представления. К тому же вспомнила, что у нее нет крестика. Можно ли без крестика находиться в церкви? Так и стояла в нерешительности, всматриваясь в икону. Глаза святого (это был Николай Угодник) были печальны и, как показалось Ольге смотрели на нее с укором. Неожиданно для себя расплакалась, очень ей жалко стало себя в этой тиши и покое.

- Перекрестись и поцелуй икону, - услышала она голос позади себя. Это была одна из женщин, которая до этого сидела на скамеечке. В полумраке Ольга плохо разглядела ее лицо, но, судя по голосу, была она уже в возрасте.

- Я не могу, - вполголоса ответила Ольга.

- Почему?

- У меня крестика нет.

- Это дело поправимое. У вас деньги есть?

- Есть.

- Тогда сейчас купим.

Женщина подвела Ольгу к церковной лавке.

- Выбирайте. Все крестики освященные.

Купленный крестик на черном шнурочке, она сразу надела на себя и вместе с женщиной вернулась к иконе. Неловко перекрестившись и преодолевая брезгливость, едва прикоснулась к иконе. Потом посмотрела на женщину, словно, спрашивая, что же делать дальше.

- Не хотела приложиться к иконе?

- Не хотела.

- Бесы тебя крутят, держат тебя.

- Это как?

- Очень просто, держат они тебя и все. Зовут вас как?

- Ольга.

- А меня Наталья Сергеевна. Вы, Ольга не спешите?

- Нет.

- Тогда пойдемте, присядем. Если есть желание, можем поговорить.

- Есть.

Они присели на скамеечку. При свете, падающим из окна, Ольга смогла лучше разглядеть новую знакомую. Наталье Сергеевне было около пятидесяти лет. Лицо простое, можно даже сказать, что невыразительное. Но глаза…. Глаза глубокие, а взгляд очень теплый и участливый. Ольга где-то слышала, что о душе человека можно судить по глазам. Именно, душевное тепло, исходящее от Натальи Сергеевны, сразу почувствовала она.

- Оля, можно я к тебе на «ты»?

- Конечно, можно.

- Ты, наверно, первый раз в храме?

- Можно считать так.

- А что привело тебя сюда. Горе, какое стряслось?

Ольга только кивнула головой.

- С другим сюда в первый раз и не приходят, - продолжила Наталья Сергеевна. – Как что-то случилось, бегут сразу в храм, свечку поставить, к иконе приложиться. И ждут от господа чуда. А чуда не происходит. Они на господа обижаться начинают. И начинают думать, раз господь чуда не сотворил, значит, вся надежда только на себя. И не понимают, что все это с ними происходит от гордыни, от самонадеянности.

- Это как? – не поняла Ольга.

- Человеку кажется, что он все может: это, другое, третье. Не получается, начинает искать виноватых. Здесь обманули, там не поняли. Начинает по-новому. Опять не получается. Опять ищет виноватых. И, в конце концов, озлобляется на вся и на всех. И Господу, в храм он идет не как к отцу небесному, а как к должнику, который обязан для него сотворить чудо. Вот и ты, наверно, думала, что придешь в храм, попросишь господа помочь в твоей беде, и он тебе поможет. Ведь и тебя горе привело в храм. Так?

- Так. Хотела свечку поставить. Вдруг поможет. Хотя и не очень надеялась.

- Вот видишь. Ты, как все. А надо сначала задуматься, почему так происходит? Чем ты прогневила господа? Что прогневила, сомнений быть не может. На все промысел божий. Ни один волос не упадет с головы человека без его воли.

- Как же так? – удивилась Ольга. – Если он такой могущественный, добрый, что мешает ему помочь человеку в беде?

- Ох, деточка, какая же «каша» у тебя в голове. По грехам нашим воздается. Причины своих бед ищи только в себе. Что-то случилось с тобой, сразу подумай, а, в чем я согрешила, что господь наказал меня так. Покайся перед ним. Очисти душу. Ты хоть раз была на исповеди, на святом причастии?

- Ни разу.

- Вот видишь, не очищена ты от грехов, и по грехам тебе воздается. Служение господу – это очень тяжкий труд, хотя он просит всего-то ничего: любви, смирения, покаяния, но оказывается, что для большинства людей это очень непомерная ноша. И тебя есть грехи, за которые господь тебя и наказывает. Он как бы говорит тебе: остановись, присмотрись к себе внимательнее. Мы же не хотим внять его словам. Мы гордые, продолжаем грешить, называя нормальной жизнью, совершенно, не думая о душе. Если только на минуточку задуматься, что наша жизнь всего лишь краткий миг, который не стоит той вечной жизни. Человек не задумывается, какие мучения могут ожидать его там.

- Я даже представить себе не могу, что существует загробная жизнь, - призналась Ольга. – Хотя сейчас много пишут о потусторонней жизни. Доказательства приводят. Я все равно представить не могу, - заключила она.

- Вера не требует доказательств. Ты или веришь, или нет. Если ты когда-нибудь придешь к вере, то поймешь, что никаких доказательств не надо. А теперь, если хочешь и можешь, расскажи мне, что все привело тебя в храм?

Ольга рассказывала почти час. Наталья Сергеевна слушала ее очень участливо и не перебивала. Ольге говорилось очень легко. Перед почти не знакомой женщиной она стеснялась быть откровенной. Она рассказывала с выворачивающей наизнанку откровенностью: о Михаиле, с которым она, по ее мнению, подло обошлась, о Сергее, которого она продолжает любить, не смотря ни на что, о сегодняшнем визите в больницу, и что только сейчас она начинает понимать, что совершило убийство своего ребенка. Под конец Ольга не выдержала и вновь расплакалась, уткнувшись в плечо Натальи Сергеевны.

- Поплачь деточка, поплачь, - говорила Наталья Сергеевна, поглаживая Ольгу по голове. – Это хорошие слезы, а господь, я надеюсь, вразумит тебя. Ну, что успокоилась?

- Угу, - Ольга подняла голову, достала платок и стала приводить себя в порядок.

- Вот, что я скажу тебе, деточка. Тебе срочно надо на исповедь и причаститься, - сказала Наталья Сергеевна, когда Ольга окончательно успокоилась. - Сможешь придти в храм в воскресенье?

Ольга на секунду задумалась, вспоминая, как у нее обстоят дела с воскресеньем.

- Да, наверно, смогу.

- Наверно или смогу?

- Смогу.

- У тебя дома есть какие-нибудь молитвенные книги? Да, впрочем, что я спрашиваю. Ясно, что нет. Вот, что тебе надо сейчас сделать, - решительно продолжила она. - Сейчас здесь купи молитвенник и книжечку, как готовится к исповеди. Деньги у тебя есть?

- Есть.

- Молится в доме есть где?

- Конечно, у меня большая квартира.

- Не о том я. Иконы в доме есть?

- Нет.

- Тогда купи еще иконку. Поставь ее в хорошем месте и молись перед ней. Попробуй молиться и утром, и перед сном. В молитвеннике сказано, какие молитвы утренние, а какие вечерние. Будет текст непонятен, не пугайся, продолжай читать, со временем поймешь. Ну, все с Богом. В воскресенье я тебя жду здесь в храме.

 

Три дня перед воскресеньем Ольга молилась и утром, и вечером. Как и предполагала Наталья Сергеевна, Ольга не все понимала в содержании молитв, и еще ей приходилось заставлять себя молиться. Делала она это так, чтобы дети не видели ее за этим занятием. Она стеснялась такого проявления своих чувств.

В субботу вечером, уложив Дашу спать, она села за письменный стол, достала чистый лист бумаги и попыталась записать грехи, в которых завтра собиралась покаяться. Под номером один она старательно вывело слова: «аборт – убийство собственного ребенка».

В воскресенье она завезла Дашу к родителям, договорившись с дочерью, что как только освободится, сразу заедет за ней. На вопрос матери, куда она собралась в такую рань, ответила очень туманно и неопределенно: «Так по делам. Кое с кем надо встретиться».

В храме она сразу нашла Наталью Сергеевну. Та поцеловала ее в щеку, как старую и добрую знакомую.

- Молодец, что пришла. Иди вон туда направо, там отец Георгий исповедует.

На исповедь к священнику стояло человека три. Ольга внимательно следила за ритуальными движениями исповедующихся, чтобы потом смочь повторить.

- Как зовут тебя, - спросил отец Георгий.

- Ольга, - ответила она и, смущаясь, протянула ему листочек с записанными на нем своими прегрешениями.

 

После исповеди она нашла Наталью Сергеевну и спросила, что теперь делать

дальше.

- Как служба закончится, начнется причастие. А пока стой, и молись, как можешь.

Как молиться, Ольга не знала. После исповеди никакого облегчения не почувствовала. Напротив, ей сделалось нехорошо: накатила тошнота, ноги подкашивались от усталости. Возникло жгучее желание, немедленно уйти из храма.

- Терпи, - шепотом произнесла Наталья Сергеевна, заметив Ольгино состояние, - Это тебя бесы крутят. Не хотят тебя отпускать.

« Что за глупости все-таки она говорит, - раздраженно подумала Ольга. – Какие бесы? Просто очень душно», а вслух произнесла:

- Я постараюсь.

- Постарайся деточка, постарайся.

Наконец, состоялся обряд причастия. И чудо свершилось. Ольга не могла поверить случившемуся. Никакой усталости, в голове только радостные и светлые мысли. Хотелось жить, радоваться жизни.

- Полегчало? – спросила Наталья Сергеевна.

- Ой, Наталья Сергеевна, - радостно произнесла Ольга. – Мне так хорошо. Какая-то невообразимая легкость и в душе, и в теле. Спасибо, вам, Наталья Сергеевна. – От избытка, переполнявших чувств, она ее тепло расцеловала. – Еще раз, спасибо.

- Это не мне спасибо. Слава Богу, что так случилось. Только помни, что это только твой первый шаг. Теперь сейчас нужно, как можно чаще причащаться. Так что не забывай в дорогу храм.

 

Когда они с Дашей пришли домой, в квартире находился Печорин.

- Папа, папа приехал, - бросилась дочка к Сергею.

- Ты уж извини, что я так. Ключ-то у меня остался, - в некотором смущении произнес Сергей, крепко прижимая к себе дочь.

- О чем ты Сереженька? Это же твой дом. Приходи, когда захочешь? Будешь с нами обедать.

- Да, наверно, не откажусь.

 

Впервые за последнее время ей было легко с мужем. Она ощутила доселе ей незнакомое чувство превосходства над Сергеем. Она знала то, чего, пока не знает Сергей. Но она не будет ему ничего говорить. Всему свое время.

Печорин, как человек наблюдательный, и сам был немало удивлен, таким превращение жены: он еще никогда не видел ее такой уверенной, такой спокойной.

- Ты очень хорошо выглядишь, - только и нашел он нужным сказать.

- Спасибо. А ты, честно говоря, выглядишь не очень. Все выпиваешь?

- Да так, - Печорин уклонился от ответа. – Сердечко слегка побаливает. Как обычно, ты же знаешь.

- Знаю. Сейчас-то, как себя чувствуешь?

- Да, вроде ничего.

В этот день Сергей засиделся в собственном доме допоздна. Он поймал себя на мысли, что ему совсем не хочется уходить. Но остаться его не приглашали, да и он не мог остаться. Его ждала Настя.

Когда Даша улеглась спать, он стал собираться.

- Все, ухожу. Вставать мне рано, так как дел по горло. Деньги я оставил на тумбочке в спальне.

- Спасибо, Сереженька, - Ольге очень не хотелось, чтобы он уходил. Но всему свое время. Надо потерпеть и дождаться. – Ты, главное не болей .

- Постараюсь.

 

Глава шестая.

Печорин приоткрыл глаза от яркого утреннего солнца и боли, буквально разламывающей голову. Он приподнялся и посмотрел на часы: уже десятый час. Следующим движением он поставил ноги на пол и задумался. Думы его были просты и незатейливы: позвонить на работу или сначала выпить. Колебания его были недолги, и он поплелся на кухню, где должна быть недопитая бутылка коньяка. На кухне было грязно и омерзительно пахло: в мойке гора давно немытой посуды, в углу ведро для мусора, набитое битком и издававшее зловонный запах. На столе черствый хлеб, недоеденная яичница и заветренный кусок колбасы. Там же на столе стояла и бутылка. Печорин налил себе сразу полстакана и выпил одним махом, закусив остатками яичницы.

« Вот я и позавтракал», - горько усмехнулся он сам себе.

Зайдя в ванну, он старался не смотреть на себя в зеркало. Сергей и без зеркала знал, что выглядит преотвратительнейше. Запавшие щеки, мешки под глазами и по-стариковски обреченный взгляд. Он чувствовал, что до черты, перешагнув которую не будет возврата назад, осталось совсем чуть-чуть. Если еще месяц-полтора назад, он давал себе всевозможные клятвы и зароки, то в последние дни им овладела полная апатия: не хотелось выходить из дома, не хотелось работать, не хотелось жить.

«Помру так помру, - безразлично он думал о себе, - Не велика потеря».

С Настей они расстались около недели назад без скандалов и выяснения отношений. Она перестала просто к нему приезжать, а он звонить и интересоваться, почему не приезжает. Кроме сексуальных игр Настя ничего не могла предложить. Ее интересы составляли этакий равносторонний треугольник: шмотки, развлечения, секс, а Печорину хотелось хотя бы немножечко домашнего уюта. И еще ему очень хотелось вернуться домой, к дочери и к Ольге, но его не звали, а самому напрашиваться было очень стыдно.

После выпитого и душа физически ему стало полегче. Печорин добрался до телефона, намереваясь позвонить на работу.

- Лена, здравствуй, Печорин говорит. Широков уже появился?

- Здравствуйте, Сергей Григорьевич, - ответила секретарша. – Сейчас соединю.

- Слушаю.

- Привет Сергееич.

- Здравствуй.

- Меня сегодня не будет. Что-то хреноватенько себя чувствую.

- Понятно.

- Вот и хорошо, что понятно. Ты вот что, - Печорин перевел дух. – Лично отследи два заказа. Один в гостиницу, а другой на Рублевку.

- Тот, который для коттеджей.

- Тот самый. Заказы дорогие, а клиенты очень привередливые. Нужно тебе лично проследить, чтобы наши мастера чего-нибудь там не напортачили, а то на переделках да на штрафных санкциях погорим.

- Понял, Сергей. Не волнуйся. Все сделаю в лучшем виде.

- Да, и в бухгалтерии все, какие необходимо платежки, подпиши. Я точно знаю, что мы Курьянову должны (Курьянов – хозяин фирмы, на дне рождения которого Печорин познакомился с Настей) и «Еврострою» за комплектующие.

- Я уже дал команду бухгалтерии на проплату..

- Ну, тогда молодец. Все, завтра я буду.

Печорин понимал, что в последнее время фирмой фактически управлял Широков. Это не особенно пугало его или настораживало. Ему казалось, что в любой момент, стоит ему только захотеть, он все вернет к прежним временам, когда ни одно важное решение не принималось без его ведома. А можно и не возвращать, все равно только он хозяин фирмы. Да и потом, он считал Широкова, пусть и не далеким, но порядочным человеком, который за его спиной не будет строить каких-либо козней.

Сергей неожиданно ощутил, что пить ему больше не хочется. Он даже подумал, а не поехать ли ему на работу. Но после некоторых раздумий решил остаться дома и заняться уборкой квартиры. Слишком много всякой грязи накопилось. И, если самому очиститься сил не хватает, то можно хотя бы убраться дома. Никогда еще в своей жизни Печорин с таким удовольствием не приводил квартиру в порядок. Почти два часа, не отдыхая, он мыл посуду, перестирал белье, протер пыль на книжных полках.

«Жаль, что меня не видит сейчас Ольга. Вот бы она приятно удивилась», - первое, что Сергею в голову, когда он закончил уборку. Вернувшись на кухню, он налил в чистый стакан коньяка и, не спеша, выпил, закусывать не стал, а только закурил. Неожиданно зазвонил телефон. «Кто в это время может мне сюда звонить? – удивился он. – Неужели Ольга»? – Сергей поспешил к телефону.

- Привет, Серег, - звонил Николай Патрушев.

- Здоров Коль.

- Звоню на работу, говорят, болен, звоню домой, Ольга говорит, что ты на работе, а ты вон, где отсиживаешься. Ты не один, что ли? Может, я тебе помешал? – Патрушев был уверен, что Сергей не один, раз находится в этой квартире.

- Один я, Коль, один. Живу я теперь здесь.

- Тогда понятно. Сам ушел или выгнали?

- Сам. Понятно. Ты действительно болен ли так?

- Я теперь по жизни болен, - невесело пошутил Печорин.

- Что так?

- Да, так.

- Я, что звоню. Увидеться с тобой хотел. Столько времени не встречались. Хотел к себе пригласить. А, ты, видишь ли, болен.

- Приезжай ко мне.

- К тебе?

- Точно, Коль. Давай приезжай. Я покушать сооружу. Посидим, поболтаем.

- Что ж. Я не против. Буду около семи.

- Все, жду.

 

Точность не была отличительной чертой Патрушева. Но в этот раз припозднился всего минут на сорок, так, что Печорин не успел проголодаться.

- Привет и извини, что задержался.

- Привет. Ничего нового я не узнал. Было бы странно, если бы ты пришел вовремя.

- И мне было бы странно, - улыбнулся Патрушев. – А ты действительно неважно выглядишь, заметил он, присмотревшись к Сергею.

- Тебе же ясно на работе сказали, что я болен.

- А почему Ольга не знает. Вы, что разбежались?

- Что-то вроде того.

- Я-то грешным делом подумал, что бабу какую на квартире окучиваешь, а у тебя видишь все, как серьезно.

- Серьезней не бывает. Ладно, проходи, мой руки и к столу.

- Ба, какой стол, - удивленно воскликнул Николай, когда вошел на кухню. – Первый раз вижу, что ты так меня угощаешь.

- Ладно, чего уже там, что для друга не приготовишь.

Печорин явно был в этот день в ударе: аппетитно поджаренная картошка с отбивными, салат из овощей, разделанная селедка, обильно посыпанная луком и бутылка водки только что из холодильника.

- Сколько мы с тобой уже не виделись? – спросил Патрушев, когда они выпили по первой.

- Да уж полгода наверняка будет, - прикинул Печорин.

- Я не знаю, ты обращал внимание на то, что с возрастом время быстрее бежит. Или так только мне кажется?

- Обращал, конечно, обращал. Я вот сейчас, как раз о том же подумал. Ведь не виделись с тобой полгола, а кажется, что всего несколько дней прошло.

- Ну, положим не несколько. Это загнул, конечно.

- Пусть не несколько дней, но ведь все равно нет ощущения, что полгода прошло.

- Нет.

- Кстати, как дела с твоей докторской? - спросил Печорин.

- Сейчас расскажу. Давай еще по одной выпьем. Водочка просто прелесть, и закуска под стать.

- Давай.

- Докторскую почти закончил, - продолжил разговор Николай, когда они выпили и закусили. – Мне надо ее отдельной книгой издать, а потом уже защита. А в нашем институте книгу издать сейчас проблема. Сам понимаешь, денег-то нет

- А что дорого стоит издать?

- Точно не знаю. Но думаю, что около тысячи долларов.

- Это же не такие большие деньги.

- Для тебя, может быть, небольшие, а для нашего института большие.

- Давай я тебе помогу оплатить издание. Думаю, что у меня такая сумма найдется.

- Если ты серьезно, то не откажусь.

- Узнай поподробнее, что к чему.

- Завтра же обязательно узнаю.

- Ну, давай тогда выпьем за твою докторскую, - предложил тост Печорин.

- За докторскую, может быть, еще и рано, а вот выпить самый раз.

- У тебя самого-то как дела?

- Да не очень. От Ольги вот ушел, и не знаю, как теперь вернуться.

- А что тут знать. Приди и скажи: «Здравствуй Оля, я вернулся.

- Тебе все хиханьки., а я серьезно не знаю, как сделать. Я же из-за женщины ушел, несколько дней, как с ней расстались, а Ольге наплел с три короба, что устал, что хочу один пожить.

- Ты, что думаешь, что она не знает?

- Сто процентов. Она же такая доверчивая, что не скажешь, всему верит. И потом, если бы она знала, то обязательно мне высказалась, а у нас даже полунамека на такой разговор не было.

- Тогда тем более, какие проблемы. Скажешь, что устал теперь жить один, и хочешь домой.

- Не знаю, может быть, и нет никакой проблемы. Но ты не поверишь, мне так стыдно перед ней, так я себе противен. Да, еще с этим делом, по-моему, у меня проблемы, - Печорин выразительно щелкнул пальцами по горлу.

- Это я уже заметил. Что не можешь бросить.

- Не знаю. Иногда, кажется, что могу. А иногда так закрутит, ходишь, как ненормальный, пока стакан не махнешь.

- Лечиться тогда надо. Укольчик вколют, и проблем никаких.

- Опять у меня проблема стыда. Ведь, чтобы решиться, как ты говоришь, на укольчик, мне нужно осознать, что я болен. А я не хочу считать себя больным. Что ж я за человек такой, что сам не могу. Я вот на тебя смотрю, тоже ведь любитель выпить, но ты же совершенно нормальный.

- Психика у меня более устойчивая. Ты же живчик, реактивный. Я помню, что в студенческие годы, пока все не выпьешь, что на столе, не успокоишься.

- Ладно, хватит о грустном. Как-нибудь решу свои проблемы. Давай, лучше еще выпьем.

- Не откажусь, и выпью даже с удовольствием. Кстати, как Елена с Настей поживают.

- Нормально. Настя замуж вышла.

- Да, ну. Давно.

- В январе.

- Кто муж?

- Честно говоря, толком не знаю. Знаю только, что, как Настя еще студент. Может, даже однокурсник.

- Ну, ты, папаша, даешь. Не знаешь, за кого дочь замуж вышла.

- Представь себе, не знаю. Настя, чем старше становится, все ближе к матери, а я постольку поскольку. Она, по-моему, даже к Даше изменила отношение. Пока в школе училась, чуть ли не через день к нам приезжала, с Дашкой занималась, гуляла. Сейчас раз в месяц позвонит, и все. Далеки мы от другу от друга. После свадьбы и звонить перестала. Обиделась на меня.

- А на свадьбе-то чего?

- Чего-чего? Догадайся с трех раз.

- Понятно. Я вот, что тебе Сереж скажу, лечиться тебе надо. И причем, чем раньше, тем лучше.

- Наверно, я все-таки решусь, может, даже на этой неделе. По выходным можно?

- Когда угодно можно. В рекламе этой услуги, как грязи. Звони, узнавай.

- Все решено.

- А бизнес твой как? Процветает? – спросил Николай, после того, как они еще раз выпили.

- Сильно может, и не процветает, но все более-менее стабильно. Единственное, что меня больше всего беспокоит, кредитов я набрал на огромную сумму. Огромная, в моем понимании, конечно. Почти триста тысяч.

- Рублей?

- Долларов.

- Ничего себе, - присвистнул от удивления Патрушев.- Я такую сумму и представить не могу.

- Да и я живьем, сразу такую сумму в руках не держал. Но без кредитов развиваться невозможно. Бизнес, как топка паровоза. Нужно вкладывать и вкладывать. Один кредит отдашь, другой берешь. Замкнутый круг получается.

- Может быть, что–нибудь не так делаешь? - засомневался Николай. – Сколько ты уже в бизнесе?

- Почти десять лет.

- И за десять лет так из долгов и не вылез.

- Не долги, а кредиты.

- Какая разница? Отдавать-то все равно надо.

- Все равно, - согласился Сергей. – Но ведь весь цивилизованный бизнес на кредитах живет.

- Цивилизованный, да. Согласен. А где ты у нас цивилизованный видел? Вот ты, например налоги, честно платишь?

- Нет, конечно. Если платить честно, без штанов останешься.

- И зарплату своим сотрудникам, наверно, в конвертиках выдаешь?

- Выдаю. Я и кредиты не в банке беру, а у частных лиц.

- Ну и какой же это цивилизованный бизнес. С бандитами, небось, приходится дело иметь?

- Приходится. Никуда не денешься.

- Я тебе, Серега так скажу. Не верю, что у нас в стране что-то может путное быть. Как сейчас модно говорить, менталитет у нас другой. Очень мы любим все разрушать до основанья, чтобы потом заново строить, при этом приговаривая, что у нас свой особый путь. Чушь все это. Нет никакого особого пути, а есть только глупость, воровство и бардак, - возбужденный выпитым и темой разговора Патрушев говорил на повышенных тонах. – Вот наш институт, например. Приходишь в него и не знаешь, то ли ты в храм науки попал, то ли на рынок. Институт просто оккупировали торговые фирмы. Смотреть противно. В этих фирмах какая-нибудь сикушка-секретарша после школы получает триста долларов, а я, почти доктор наук, вроде как образованный, знающий специалист, сто пятьдесят. Это, что нормально?

- Ты же на государственной службе, а ей хозяин платит, такой же, как я. Иди в частную фирму, и будешь тоже зарабатывать.

- Кем? Окна устанавливать?

- А почему бы и нет, если хочешь зарабатывать. Ты же, несмотря на мизерную зарплату никуда не уходишь.

- Я – особый случай. Живу один, запросы материальные невелики.

- Так каждый из нас особый случай. Я тоже особый случай. Ведь и я начинал с науки. Кандидатскую почти закончил.

- И неплохую, кстати.

- Но меня не устраивало существование ни нищенскую зарплату. Занялся бизнесом. Хорошо или плохо, другой вопрос. Мне сегодняшняя жизнь за то нравится, что у меня есть право выбора. Я и только я отвечаю за свой выбор. Чтобы со мной не случилось, виноват, буду я и только я. Если ты здоров, нормален, иди и зарабатывай. Нет, мы будем сидеть, стонать, проклинать государство и говорить, что во всем виноват Чубайс. Вот так. Разговорились мы с тобой. Давай выпьем.

- Наливай.

 

Патрушев только за полночь ушел от Сергея. Печорин, несмотря на позднее время и достаточное количество выпитого, не чувствовал себя ни усталым, ни пьяным, поэтому решил прибраться на кухне («Закончу день образцовым хозяином»). После разговора с Патрушевым он принял решение, что завтра же найдет себе врача, и раз и навсегда покончит с пьянством. Потом он попытается вернуться в семью, чтобы начать жизнь с Ольгой с чистого листа.

 

 

 

3.145.151.141